Новые политконсультанты Околокремля дорвались до темы популизма как политтехнологий. Звучит это у них почти как «политтехнологии холокоста» — потому что ничего более страшного, навеки дискредитирующего, отбрасывающего

Дмитрий Юрьев

Дмитрий Юрьев,

кандидат физико-математических наук, публицист, политолог, политтехнолог. С 1989 г. участвует в организации и проведении избирательных кампаний.

сразу в экстремисты, лузеры и нерукоподаваемые, чем популизм, для сегодняшнего местечкового (в этнографическом, а не в этническом смысле слова) политтехномэйнстрима — нет. Не подлежащим обжалованию приговором «популизм» награждается любой, кто смеет хотя бы намекнуть на иную систему приоритетов: например, на то, что нужно не стратегию выводить из денег, а деньги — из стратегии. И не модные технологии подкреплять муляжом вымышленной идеологии, а подлинную и актуальную идеологию реализовывать с помощью технологий. Именно этим словом начинают шкварить всех: и подстрекателей-навальнят, по сути своей радикальных антипопулистов и антинародных манипуляторов, и до кучи всех тех, кто — совершенно лояльно и патриотично относясь к государству — пытается искренне заступиться за обычных, ничем и никем не защищённых простых людей, втаптываемых в социально-гуманитарно-урбанистический навоз «реноваций» и «оптимизаций».

Потому что (раз уж так тщательно пытаются это забыть, повторю общеизвестное) популизм — это понятие, восходящее к борьбе римского populus’а с римским же senatus’ом, с древних времён формализованное в институте народных

Институт народных трибунов пользовался в Риме даже не легитимной, но сакральной властью.

трибунов (tribunis plebis) и не означающее ничего иного, кроме признанного права граждан-плебеев защищать своё достоинство и свои права от произвола патрициев. Институт народных трибунов пользовался в Риме даже не легитимной, но сакральной властью, а посягательство на носителей этой популистской власти сразу же выводило преступника из-под защиты закона, при том что каждый законопослушный гражданин не просто получал право, но  становился обязан такого антипопулиста убить.

И это понятно — даже спустя две с половиной тысячи лет. Потому что официальное провозглашение популизма вне закона — это официальное же узаконивание социального апартеида. А социальный апартеид, не сдерживаемый угрозой популистского возмездия, — это даже не терроризм. Это массовый террористический популоцид с особой жестокостью, под удар которого попадают не просто люди иного цвета кожи, иного языка или иной религии, но все, кого «патриции» по праву силы объявляют «плебсом», «быдлом» или «электоратом» просто потому, что эти люди «последнего сорта» слишком беспомощны для того, чтобы получить лечение, которое могло бы полностью излечить от смертельного (при отсутствии лечения) онкологического диагноза. Или не имеют покровителей, чтобы их не вышвыривали умирать на улицу на последней, терминальной стадии рака ради сохранения хорошей статистики в солидном ФГБУ Минздрава. В общем, популоцид — это монетизация  права на жизнь по произволу самозваных «патрициев», избавленных не только от чести и совести, но и от остатков инстинкта самосохранения.

В общем, популоцид — это монетизация права на жизнь по произволу самозваных «патрициев», избавленных не только от чести и совести, но и от остатков инстинкта самосохранения.

Антипопулизм — который в своём либеральном изводе раньше называли практическим социал-дарвинизмом — превращается в деятельный социал-селекционизм, то есть в искусственный отбор по случайному набору произвольных критериев некомпетентной и неадекватной элиты («желаю выйти тутова, рубите дверь по мне!») и в официальное расчеловечивание подавляющего большинства активного населения, которое не обладает выданным в произвольном порядке сертификатом «своего» (назовём это морлокизацией). При этом и власть, и «системные» политические силы не способны опереться на сколько-нибудь надёжную поддержку, которая могла бы им худо-бедно помочь: критерии утрачены, уважение к профессионализму дискредитировано, выбор вариантов действий полностью отдан на откуп фальсифицированным критериям эффективности, подготовленным дефективными менеджерами постЕГЭшной эпохи. Ну а идеология не просто запрещена ст. 13 п. 2 Конституции России, но и стала красной тряпкой для быкующих кремлёвских политтехнологов всех предшествующих поколений.

Ельцин и Гайдар официально отвергали идеологию и пропаганду — Ельцин, думаю, искренне, а про Гайдара не скажу — под предлогом «усталости» от коммунистической пропаганды. Поэтому на место внятного смыслового разговора с народом (пусть бы даже навязчивого и чрезмерно «лозунгового») была поставлена всякого рода манипуляция

До сих пор подташнивает от воспоминаний о «чисто новостных и аналитических» независимых газетах, читать которые сегодня — из-за их запредельной манипулятивности и необъективности — почти невозможно.

массовым сознанием. До сих пор подташнивает от воспоминаний о «чисто новостных и аналитических» независимых газетах, читать которые сегодня — из-за их запредельной манипулятивности и необъективности — почти невозможно. Но потом пришли времена «суверенной демократии» — в эти времена идеология была окончательно отброшена и стала уделом недалёких, неуважаемых и третируемых примитивов (добро бы всякие барды, рок-музыканты и богемные литераторы с уклоном в сатанизм — с ними-то можно и чудо-порошком Урфин-Джуса позлоупотребить, и над деревянными дуболомами-андроидами поприкалываться). А потом настали предпоследние времена, когда идеологию типа восстановили в правах (заменив её, правда, плохо набитым чучелом-муляжом). Чего в этом смысле ждать от методологов — пока ещё непонятно (вроде бы, с атомной энергетикой они справлялись так, как если бы опирались не только на современные рыночные менеджериальные технологии, но и на нелиберальные законы ядерной физики).

Понятно одно — только идеология сегодня остаётся последним ресурсом национальной самообороны. Только на смыслы и ценности способен сегодня опереться Русский Мир, чтобы не быть закатанным в асфальт уже насовсем.

Потому что политический мэйнстрим сегодня не просто вне идеологии. Он отрицает саму возможность существования идеологии. Политический мэйнстрим в обществе задан противостоянием-симбиозом двух основных сил. С одной стороны — те, чьей единственной целью является защита своего физического тыла (назовём их тылохранителями) от гнева вышестоящего начальства, вплоть до самого высшего уровня — «наших западных партнёров», которые считают свой тыл пупом земли и даже не подозревают, что его есть от кого защищать. Власть тылохранителей оставляет народ и его будущее в руках тех, кто действует по принципу «чем хуже тем лучше» (назовём их счастьеискателями — имеется в виду то самое счастье из сказки Андерсена, которое нужно было сложить из букв «ж», «п», «а» и «о»). Идёт лавина углупления решений и всё более открытого, демонстративного презрения к «лохам» и «быдлу», к которым отнесён может быть просто кто угодно, кого захотят туда отнести хранители с искателями вместе.

Власть тылохранителей оставляет народ и его будущее в руках тех, кто действует по принципу «чем хуже тем лучше».

Вот эти две силы, для которых само по себе существование независимой народной воли и независимых, искренних идеологических смыслов нестерпимы, прицельно бьют по мэйнстриму нормальных, адекватных и самомотивированных граждан, образующих реальное, а не для галочки гражданское общество, всех тех, кто мог бы стать массовой опорой власти и респектабельной, патриотической оппозицией. Повышают уровень неадекватности и градус отчаяния. Оставляют возможность для прямого воздействия на людей (поскольку сами начисто утрачивают способность к эмпатии) исключительно для отморозков — радикальных террористических леваков, исламистское вооружённое подполье и вроде как почти похороненных нацистов-расистов — противостоять которым некому: потому что мэйнстрим превращён в маргиналов, левые дискредитированы, правые зачищены, а сами хранители и искатели могут только подмораживать и разрушать, и совершенно неспособны ни к какому созиданию.

А с отморозками тоже всё понятно — прорвавшись к власти, они немедленно отбросят все свои радикальные идеологические личины и превратятся в тоталитарных массовых убийц, которые неминуемо развяжут такой кровавый тотальный геноцид, что Сталин, Гитлер и Пол Пот с Мао Цзэ-дуном — циничные и безнравственные людоеды, но отягощённые хоть какими-то (извращёнными) смыслами — покажутся по сравнению с этими новыми холокостмахерами без страха и укропа чем-то вроде безобидных дворовых хулиганов.

А теперь самый любимый вопрос: так кто здесь власть?

Ответ: ОНИ здесь власть. Тылохранители и тылоискатели вместе. И не переставали ею быть никогда.

Только если раньше демшизовая массовка всё время голосила о безальтернативности «курса реформ и итогов приватизации», то сейчас та же самая — либшизовая — массовка столь же пискляво голосит об обратном: о своей непредставленности, о своём недопуске в СМИ, о своём изгнании из большой политики. Ну просто так надо, вот и голосит…

В этом всё отличие от предыдущих «революционных ситуаций». В 1917 и в 1991 г. была и ослабевшая, растерянная и наделавшая ошибок власть, и уставший, раздражённый и разочарованный во власти народ, и революционные бесы-

Но тогда — и в 1917, и в 1991 гг. — эти бесы (и примкнувшие к ним люди) были социальными реваншистами: из «недопущенных к столику», из-за черты национальной или социальной оседлости.

манипуляторы, так убедительно изображённые ненавистным Чубайсу Достоевским. Но тогда — и в 1917, и в 1991 гг. — эти бесы (и примкнувшие к ним люди) были социальными реваншистами: из «недопущенных к столику», из-за черты национальной или социальной оседлости. Сегодня бесы тоже втягивают в своё кар-навальное каркание тех, кто чувствует себя социальными реваншистами. Но сражаются они не за власть — потому что они и так власть. И не против власти — потому что властью — причём не просто государственной и управленческой, но стратегической, почти религиозной, властью тайного рахбара (так в исламском Иране называется духовный лидер страны, обладающий безусловным правом принимать любые самые важные решения, а также смещать и назначать любое должностное лицо) обладают именно они, представители «цивилизованного человечества» и толкователи «главных современных трендов».

Да, — те, кто руководит финэкономблоком Правительства (финэкономблокфюреры), кто авторитарно рулит нашим реакционным и тоталитарным телевидением и владеет «маловлиятельными» электронными и интернет-СМИ («Газпром» с его «Эхом», Rambler Media с «Газетой.Ру», те, кто стоит за Синдеевой с «До///дём») — все они вроде как лоялисты, патриоты и друзья Путина. Да, некоторые важнейшие направления — вроде армии, флота, оборонки, безопасности, возможно, ещё какие-то — пока что, на волне 2012-2014 гг. и по воле президента, вышли из-под тотального контроля «либералов». Но процесс управления общественной дискуссией оставлен полностью на откуп «либералам»! Но поляна «инициативников»-патриотов закатана в 2014-2015 г. в серый асфальт «статусных экспертов» из равноприближенной номенклатурной обслуги!

Сегодня «патриции» как бы расколоты. Но расколоты они только по отношению друг к другу. Но они вместе и по одну сторону баррикад — против глубокого чуждого и списанного ими со счетов народа, того самого populus’а, присоединять «изм» к которому на территории РФ запрещено по понятиям. И в отношении Первого лица они противостоят друг другу только в одном из аспектов — поскольку оно пока является важнейшим фактором «внутриэлитных раскладов», и потому не пускает во власть одних и определяет статус во власти для вторых. Но — поскольку традиционно в России Первое лицо — с царских времён — одновременно и глава бюрократии, и народный трибун, а особенно потому, что Путин пока не готов отказываться от одной из этих ипостасей ради другой, — то всё чаще кажется, что у двух «колонн» всё больше общего в отношении к президенту. И если президент не делает решительного шага в сторону от своего посткрымского народного большинства, то он неминуемо оказывается по ту же сторону баррикад, что и народ. И попадает под общий, единый удар антипопулистов самого широкого спектра — от коммуно-кудринистов до национал-кургинистов, от номенклатуррористов до каннибалибералов.

Сегодня «патриции» как бы расколоты. Но расколоты они только по отношению друг к другу.

Кстати, в таком положении оказывается и у нас, в России, и в глобально-либеральном мире, любой лидер, который относится к народу и к его правам хотя бы чуть-чуть всерьёз. Его атакуют любыми возможными способами. Ельцина довольно быстро удалось освободить от народного трибунства, убедив — по его неопытности и наивности в социально-экономических реалиях нового времени — что именно зоологический либерализм является высшей формой борьбы за народное счастье. Трампа сейчас с поразительной скоростью добивают своего рода пролонгированным политико-бюрократическим терактом. Правых и левых лидеров антиэлитного протеста в Европе и во всём мире ломают экономико-пиаровским давлением или зарывают в глину силами неумолимой медийно-электоральной машины. Давно и плотно взяли в окружение и Путина — со всех сторон: с экономической, с социальной, с идеологической, а главное — с кадровой. Способен ли он — вместе со всеми нами — осознать, что в России который год идёт никакая не «холодная», а полномасштабная гибридная мировая война? И не просто Третья Мировая, но целый социально-гуманитарный Армагеддон — вовсе не только против действующего руководства или даже геополитического статуса страны? А на самом деле всё именно так:  приземлённая «социалка», стремление к справедливости и солидарности, защита труда и творчества, неравнодушие к частным проблемам и трудностям человека, это всё — последний рубеж нашего сопротивления тёмной силе проклятой орды человекофобов и жизнененавистников.

Конечно, нельзя упрощать и доводить до абсурда тезис о единстве «либералов» и власти. Но обе эти колонны (пятая

Традиционно в России Первое лицо — с царских времён — одновременно и глава бюрократии, и народный трибун.

— прозападных коллаборационистов — и шестая — номенклатурных шестёрок, не способных ни к чему созидательному, кроме как к прикрытию собственных телесных тылов от гнева начальства), как бы ни ненавидели они друг друга, как бы ни мечтали друг друга уничтожить, совершенно едины в своей ненависти ко всему реальному, живому и настоящему.

Пока что они как бы противостоят друг другу. Но это противостояние — это удивительное продолжение основной дихотомии рубежа 80-90 гг. Тогда «демократы» как бы от имени всего народа (и народ в принципе был с этим согласен) сражались против общего врага — политбюрократической и тоталитарно-идеократической деспотии партгосноменклатуры КПСС. Сегодня противостояние как бы идёт по другой линии — злобно отрицающая любые смыслы, кроме бабла и власти, номенклатурно-бюрократическая деспотия шестой колонны сцепилась с чудовищно агрессивной и примитивной «либеральной» тоталитарной идеократией. При этом, в отличие от «антиноменклатурной революции», народ сегодня просто отброшен в сторону: его даже не пытаются хотя бы обмануть, хотя бы в какой-то степени мотивировать на поддержку тех или других. Потому что народная активность и самостоятельность — это главный враг обеих колонн, намного более страшный и ненавистный враг, чем обе они друг для друга. И — как уже было сказано — единственным победителем на этом тендере отморозков и дебилов станут самые отмороженные и дебильные беспредельщики (а кто из них кого победит — это уже решат случай и «наши уважаемые партнёры»), которые — если сразу не покончат с Россией глобальным самоубийством — учредят на её территории такую номенклатурно-идеократическую тоталитарную деспотию, что оставшимся в живых будет уже всё равно куда бежать — хоть в КНДР, хоть во Франкистан и Брюссельский халифат.

И сегодня мы идём по этому пути. Собственно, хождение по навальненским граблям — это пример запредельной

Сегодня противостояние как бы идёт по другой линии — злобно отрицающая любые смыслы, кроме бабла и власти, номенклатурно-бюрократическая деспотия шестой колонны сцепилась с чудовищно агрессивной и примитивной «либеральной» тоталитарной идеократией.

неспособности наших «элит» учиться на исторических ошибках. Сто (немногим больше) лет назад умный, мотивированный и креативный политтехнолог Сергей Зубатов запустил несколько креативных же проектов. Идея Зубатова состояла в том, что «одной репрессии недостаточно», что «лучших и социально активных людей» надо вовлекать в сотрудничество — как в явно-идейное, так и в тайно-полицейское. Главный успех по второму направлению — agent provocateur Евно Азеф, сдававший своих соратников и обрекавший их на смерть десятками, оказался, правда, по совместительству ещё и реальным руководителем боевой организации СР, эффективным менеджером успешных терактов (погибли министр внутренних дел Вячеслав Плеве, генерал-губернатор Москвы великий князь Сергей Александрович, петербургский градоначальник Владимир фон дер Лауниц, главный военный прокурор Владимир Павлов). По некоторым данным, при участии Азефа был ликвидирован и другой успешный проект Зубатова — тот самый «поп Гапон». Правда, к моменту своей казни Георгий Гапон уже успел справиться с главным, как оказалось, делом своей жизни: организовал шествие 9 января и дал толчок революции 1905 г. Когда вторая революционная волна снова выкатилась на берег, 3 марта 1917 г., Зубатов получил телеграмму о вчерашнем (2 марта) отречении сначала Николая II, а сразу после него — несостоявшегося Михаила II Романовых. Он вышел в соседнюю комнату и застрелился — потому что был не только креативным, но умным и совестливым человеком. Которого интересовала не только карьера и бабло, но ещё и судьба страны, и который понял, какого именно джинна он своими руками выпустил из бутылки.

А Навальный, конечно, типичный chèvre provocateur (козёл-провокатор) — хотя вполне возможно, что и agent тоже. Но можно уверенно прогнозировать: по своему человеческому наполнению этот «борец за свободу» намного бессодержательнее, а по своим нравственным качествам намного хуже, чем романтик Гапон и даже чем мрачный маньяк Азеф. А ещё у него нет ни идей, как у Гапона, ни страстей, как у Азефа. И он ни на секунду не задумается о пределах допустимой жестокости, а тем более о лояльности тем, кому он обязан многими странностями своей политической карьеры: он перешагнёт через их  головы и трупы, а уж «навальнят» своих тысячами спихнёт в топку революции, даже не сморгнув. Правда, современным «зубатовым» не удастся избежать своей судьбы по методу исторического Зубатова — они настолько бессовестны и самоуверенны, что до последней секунды не усомнятся в своей политической силе и в своём абсолютном контроле ситуации.

А пока что они — современные зубатовы с азефами — в общем-то заодно. Им нужно солипсическое государство. А ещё им нужен солипсист-император, засевший, подобно полуживому Ленину, в своих Горках за чтением изданной для него в единственном экземпляре «Правды» (ну или за просмотром изготовленных в расчёте на него единственного — и плевать на десятки миллионов остальных зрителей — программ государственного телевидения).

Но Путин — кто угодно, только не солипсист. И у него, кроме тыла, есть пока и фронт (не «общероссийский народный», а общероссийский народный). И на выборах — благодаря политтехнологам или вопреки им — он побеждает в первую очередь сам. Побеждает собственной волей и волею людей — тех самых 85 процентов, которых, если хорошелицые, рукоподаваемые и окровавленнозубые зомби-либералы вместе со своими оппонентами-дуболомами (у них не будет уже совсем ничего личного, кроме остатков сохранённого тыла) дорвутся до полномасштабной власти, несомненно, ждёт люстрация в формате геноцида.

Поэтому, конечно, Армагеддон надо останавливать. Надо побеждать. Призывать на помощь Михаила-архангела с небесным воинством, но идти в бой с надеждой только на себя, как в последний и решительный.

Но сначала необходимо — лучше бы вместе с Путиным — прорваться из «либерально»-номенклатурного окружения. Вот, кстати, и главная стратегическая задача для четвёртого срока.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции