Нити от теракта, совершенного в минувшее воскресенье, 2 апреля, на Университетской набережной в Санкт-Петербурге, явственно тянутся к украинским спецслужбам. И единственное, что нужно сделать для того, чтобы не допускать подобных инцидентов впредь, - завершить специальную военную операцию. Такое мнение в беседе с «Парламентской газетой» высказал депутат Госдумы, журналист, экс-директор дирекции информационных программ телеканала «Россия-1» Евгений Ревенко.

«Акт устрашения»

- Евгений Васильевич, как бы вы охарактеризовали инцидент в Санкт-Петербурге?

- Мы имеем дело, я не побоюсь этого слова, с подлым убийством, которое стоит в одном ряду с подрывом автомобиля Дарьи Дугиной в августе прошлого года. Владлен был не только журналистом и активным общественным деятелем. Он являлся еще и ополченцем — одним из первых, кто в 2014 году восстал против переворота в Киеве и встал на защиту людей Донбасса словом и делом. Очевидно, что нити теракта тянутся к киевскому режиму. Украинские спецслужбы активно вербуют предателей из числа пятой колонны. На мой взгляд, единственное и самое главное, что мы должны сделать, чтобы в этой ситуации защитить не только журналистов и общественных деятелей, но и простых мирных граждан, — завершить СВО.

- Евгений Пригожин, которому, по данным местных СМИ, ранее принадлежало взорванное кафе, заявил, что сомневается в причастности к теракту киевских властей. Почему вы полагаете, что они здесь замешаны?

- Владлен давно был для киевских властей костью в горле. Об этом, в частности, говорит то, с какой тщательностью был спланирован этот теракт. Эта статуэтка, явно изготовленная на заказ, гипсовая оболочка для взрывчатого вещества — чтобы его не учуяли служебные собаки. Все это, а также иные мелкие детали, которые свидетельствуют о долгой и профессиональной подготовке. Поэтому я и говорю о том, что здесь дело явно не обошлось без спецслужб. Ну а установить их принадлежность, учитывая то, насколько ярким Владлен был борцом с киевским режимом, несложно.

- Почему, на ваш взгляд, для покушения на Владлена Татарского был выбран именно центр Петербурга, а не зона боевых действий, где он регулярно бывал по долгу службы и работы?

- Потому что это не просто убийство. Это акт устрашения. Но я повторюсь — ничто не способно сломить нашу решимость и помешать нам с успехом завершить специальную военную операцию.

- Могут ли законодатели предложить дополнительные меры защиты военных корреспондентов, других публичных личностей? Ведь под угрозой может быть кто угодно.

- Я не думаю, что здесь уместно говорить о каких-то дополнительных законодательных инициативах. Как, по-вашему, мы должны принять закон, запрещающий убивать военных корреспондентов и устраивать террористические акты в городах? Эти проблемы лежат в плоскости работы специальных служб. С другой стороны — мы только в декабре прошлого года приняли целый пакет «антидиверсионных» законов, обязанных содействовать спецслужбам в защите наших граждан. Это, в частности, три новые статьи в Уголовном кодексе, предусматривающие лишение свободы на срок от восьми лет до пожизненного за содействие и пособничество в совершении диверсионной деятельности, организацию диверсионного сообщества и участие в нем. И я убежден, что, если нашим службам безопасности понадобится еще какой-то дополнительный инструментарий — мы его предоставим по первому запросу.

- Имеет ли смысл, на ваш взгляд, расширить список социальных гарантий, которые предоставляются военным корреспондентам?

- Опять же, я не думаю, что в этой сфере требуются какие-то особые корректировки. Никто не отправляет людей работать в угрожающую жизни среду — будь то зона боевых действий, аварий, катастроф, стихийных бедствий и так далее — просто так. Этому предшествует целый ряд процедур — в том числе обязательная теоретическая и практическая подготовка, специальное обучение и страховка на случай болезни, ранения, репатриации или гибели. Кроме того, еще в 2018 году был принят закон, согласно которому в случае гибели корреспондента его родственники получат не менее двух миллионов рублей. А в случае тяжелой инвалидности с утратой до 90 процентов профессиональной трудоспособности — не менее миллиона.  

 Источник: "Парламентская газета"